Мне тут стали, естественно, доказывать, что девочки в своем праве требовать не трогать себя за жопу, а то чего эти мужики – они же друг друга за жопы не трогают!
И я вспомнил свой первый, так сказать, осознанный гендерный экспириенс. Дело было в школе, понятно. Там, на уроках физкультуры, мы под конец всегда играли в игру с мячиком. Долгое время мы все вместе играли в вышибалы (я забыл, как они по-научному называются), но, войдя в подростковый возраст, мальчики захотели играть в волейбол, а вот девочкам по-прежнему хотелось вышибалов, и притом непременно с мальчиками. А так как такие вещи на уроке решались консенсусом, а девочки визжали громче, то наш физрук шел у них на поводу, и мы покорно играли в эти самые вышибалы.
Пока мальчикам это не надоело. Вот тут случился момент истины. Мы просто стали брать этот мячик и пулять им в девочек не по-джентльменски, а ровно с той же силой, с какой пуляли им друг в друга. Это было довольно больно, надо сказать.
Тут игра, натурально, встала, девочки повизжали и приступили к физруку с требованием – чтобы мальчики кидали мячик послабее!
Мы, понятно, отказались и после этого довольно бодро играли себе в волейбол, а девочки перекидывались между собой в вышибалы.
Так вот, это самое «А пусть они кидают послабее» - и есть другая модель того, как гендерные штудии – и, шире, феминизм в виде профессии - встраиваются в существующие модели идеологий, а также социальных практик, равно как и академических и полевых дисциплин: девочка с повышенным визибилити приходит в пивбар или еще в какое эксплицитно мужское место и говорит – раз уж я тут – будьте добры матом не ругаться, не драться и на пол не плевать.
А когда ее просят выйти за дверь, потому что ее никто не звал и лишних правил заводить ради нее никто не имеет желания, ибо идея эксцплицитно мужского места в том и состоит, чтобы не иметь никаких лишних правил (как, кстати, я полагаю, и женского), – она принимается тереть за сексизм.
На этом панк-радиостанция считает гендерную норму передач на месяц выполненной. Оставайтесь с наме.
И я вспомнил свой первый, так сказать, осознанный гендерный экспириенс. Дело было в школе, понятно. Там, на уроках физкультуры, мы под конец всегда играли в игру с мячиком. Долгое время мы все вместе играли в вышибалы (я забыл, как они по-научному называются), но, войдя в подростковый возраст, мальчики захотели играть в волейбол, а вот девочкам по-прежнему хотелось вышибалов, и притом непременно с мальчиками. А так как такие вещи на уроке решались консенсусом, а девочки визжали громче, то наш физрук шел у них на поводу, и мы покорно играли в эти самые вышибалы.
Пока мальчикам это не надоело. Вот тут случился момент истины. Мы просто стали брать этот мячик и пулять им в девочек не по-джентльменски, а ровно с той же силой, с какой пуляли им друг в друга. Это было довольно больно, надо сказать.
Тут игра, натурально, встала, девочки повизжали и приступили к физруку с требованием – чтобы мальчики кидали мячик послабее!
Мы, понятно, отказались и после этого довольно бодро играли себе в волейбол, а девочки перекидывались между собой в вышибалы.
Так вот, это самое «А пусть они кидают послабее» - и есть другая модель того, как гендерные штудии – и, шире, феминизм в виде профессии - встраиваются в существующие модели идеологий, а также социальных практик, равно как и академических и полевых дисциплин: девочка с повышенным визибилити приходит в пивбар или еще в какое эксплицитно мужское место и говорит – раз уж я тут – будьте добры матом не ругаться, не драться и на пол не плевать.
А когда ее просят выйти за дверь, потому что ее никто не звал и лишних правил заводить ради нее никто не имеет желания, ибо идея эксцплицитно мужского места в том и состоит, чтобы не иметь никаких лишних правил (как, кстати, я полагаю, и женского), – она принимается тереть за сексизм.
На этом панк-радиостанция считает гендерную норму передач на месяц выполненной. Оставайтесь с наме.