Я тут час пересматривал клипы Воплей Видоплясова, пытаясь понять, почему они, при всей их примитивности, работают до сих пор с такой отдачей (не только сами клипы, музыка тоже). Наконец, я вроде бы нащупал.
Очевидно, что самым главным строительным материалом песен ВВ является гротеск: это то, что позволяло их в свое время зачислять в панки. Но у них там гротеск особенный: это гротеск, иррелевантный по отношению к реальности.
Что имеется в виду: в традиционном представлении гротеск это служебный прием, призванный к тому, чтобы каким-то образом яснее обозначить проблематику реальной жизни. Классический – и всем понятный пример - Собачье сердце.
В случае ВВ гротеск самоценен и самореферентен, реальность того материала, из которого он построен, в данном случае вторична. То есть, забирая какие-то приметы реального мира – типа Чио-Чио-сан или индийских фильмов – гротеск ВВ в первую очередь избавляет их от, собственно, реальных коннотаций, то есть – от того, что называется «смыслом»; из строительного материала он берет только его форму, его пластические свойства, и никогда – его смысловую составляющую . Условно говоря, в руках у Скрипки важными свойствами кирпича являются его прочность и прямоугольность, а неважными – то, что он продукт труда, что он обожжен в печи и, словом, вся эта прочая геральдика. Если Скрипка брал бы в руки молот – то там опять важна была бы тяжесть молота, его прочность и его трапециевидная форма - и совершенно было бы неважно, что молот это символ пролетариата и жидомасонов.
То есть, идея в том, что ВВ играет с чистыми, лишенными идеологии вещами. Собственно, с этой точки зрения их эстетика престает быть гротеском совсем, а становится просто иной реальностью бытия вещей. Когда Скрипка обряжается в самурая – он не стебется, не пытается развеселить или еще что – он просто перемещается в мир, в котором самурай выглядит именно так. И именно поэтому у него подобные вещи выглядят легко и естественно – потому что это не стеб, не ирония, не сарказм – это просто бытие.
И именно поэтому все это так безумно смешно и хорошо: деидеологизированный параллельный мир становится как бы обещанием лучшего мира. Мира, в котором привычные вещи не несут той угрюмой смысловой коннотации, в силу которой иные из них иногда даже в руки взять страшно.
По сути, видимо, талант ВВ состоит в том, чтобы показать, что, в принципе, у человека есть шанс взять все свои самые любимые вещи – и начать с ними жизнь с нуля. Вернуть их себе как бы, избавив их от смыслового давления нарратива текущей человеческой истории, от давления идеологий, очень часто враждебных обычному человеку. Снова сделать вещи частными, снова подчинить их человеку, снова позволить человеку самому наделять их тем смыслом, который ему удобен.
И я, кстати, думаю, что не в последнюю очередь этот талант у ВВ есть оттого, что они украинцы: то есть люди с принципиально иной культурной рефлексией, нежели тут у нас. Хотя тут уже нужно думать дольше и пристальнее, не уверен пока.
Как бы то ни было, мне кажется, успех ВВ (как и Ляписа, кстати, и Ногу свело, и еще некоторого числа сходных явлений) – это наглядное свидетельство в первую очередь того, насколько же современный человек устал от идеологии и насколько уверенно он находит те углы, в которых от идеологии можно отдохнуть.
Очевидно, что самым главным строительным материалом песен ВВ является гротеск: это то, что позволяло их в свое время зачислять в панки. Но у них там гротеск особенный: это гротеск, иррелевантный по отношению к реальности.
Что имеется в виду: в традиционном представлении гротеск это служебный прием, призванный к тому, чтобы каким-то образом яснее обозначить проблематику реальной жизни. Классический – и всем понятный пример - Собачье сердце.
В случае ВВ гротеск самоценен и самореферентен, реальность того материала, из которого он построен, в данном случае вторична. То есть, забирая какие-то приметы реального мира – типа Чио-Чио-сан или индийских фильмов – гротеск ВВ в первую очередь избавляет их от, собственно, реальных коннотаций, то есть – от того, что называется «смыслом»; из строительного материала он берет только его форму, его пластические свойства, и никогда – его смысловую составляющую . Условно говоря, в руках у Скрипки важными свойствами кирпича являются его прочность и прямоугольность, а неважными – то, что он продукт труда, что он обожжен в печи и, словом, вся эта прочая геральдика. Если Скрипка брал бы в руки молот – то там опять важна была бы тяжесть молота, его прочность и его трапециевидная форма - и совершенно было бы неважно, что молот это символ пролетариата и жидомасонов.
То есть, идея в том, что ВВ играет с чистыми, лишенными идеологии вещами. Собственно, с этой точки зрения их эстетика престает быть гротеском совсем, а становится просто иной реальностью бытия вещей. Когда Скрипка обряжается в самурая – он не стебется, не пытается развеселить или еще что – он просто перемещается в мир, в котором самурай выглядит именно так. И именно поэтому у него подобные вещи выглядят легко и естественно – потому что это не стеб, не ирония, не сарказм – это просто бытие.
И именно поэтому все это так безумно смешно и хорошо: деидеологизированный параллельный мир становится как бы обещанием лучшего мира. Мира, в котором привычные вещи не несут той угрюмой смысловой коннотации, в силу которой иные из них иногда даже в руки взять страшно.
По сути, видимо, талант ВВ состоит в том, чтобы показать, что, в принципе, у человека есть шанс взять все свои самые любимые вещи – и начать с ними жизнь с нуля. Вернуть их себе как бы, избавив их от смыслового давления нарратива текущей человеческой истории, от давления идеологий, очень часто враждебных обычному человеку. Снова сделать вещи частными, снова подчинить их человеку, снова позволить человеку самому наделять их тем смыслом, который ему удобен.
И я, кстати, думаю, что не в последнюю очередь этот талант у ВВ есть оттого, что они украинцы: то есть люди с принципиально иной культурной рефлексией, нежели тут у нас. Хотя тут уже нужно думать дольше и пристальнее, не уверен пока.
Как бы то ни было, мне кажется, успех ВВ (как и Ляписа, кстати, и Ногу свело, и еще некоторого числа сходных явлений) – это наглядное свидетельство в первую очередь того, насколько же современный человек устал от идеологии и насколько уверенно он находит те углы, в которых от идеологии можно отдохнуть.