Article 1

Вообще, вот интересно: до Дягилева с Фокиным балет был мероприятием, сходным по социальному статусу примерно с нашими видеосалонами на заре перестройки, где после одиннадцати показывали Греческую смоковницу (о подобном отношении к балету можно и у Пушкина, и у Щедрина прочитать). То есть, в конце позапрошлого века социальный статус оперетты, например, был существенно выше.

А после Дягилева с Фокиным, не изменившись визуально и концептуально ни на грамм – это добро превратилось в почтенное академическое искусство, и мы в СССР даже гордились тем, что мы по этой части впереди планеты всей.

Вот интересно, что именно обеспечило этот поворот: каким образом искусство эротического танца полуголых женщин с удаленными желудками внезапно стало олицетворять архаическую – и, что особенно увлекательно, аристократическую – почтенность?

Ведь это не случай кино, сериалов и компьютерных игр, которые изначально были невзыскательным развлечением, но, едва возмужав, сразу заняли свое подобающее место – балету, до того, как он стал солидным академическим искусством на господдержке, уже было лет четыреста. То есть, эта шняга аристократизировалась в момент демократизации искусства как такового. То есть, не говорит ли это какбе нам, что балет – это такой классовый ответ буржуазии на новое искусство – буржуазия в панике взяла форму, которая ассоциировалось с прошлым, притом – с сугубо реакционным прошлым, то есть с облитыми позолотой залами, дамочками, лорнирующими из лож, и вот этим всем, - и назло настоящему наделила ее несуществующими прежде эстетическими и идеологическими качествами?